Степан Вишневский
охотник и собиратель
Время для чтения: около 20 минут.
Интервью: Евгений Уголев, Елень Пантелеева. Стиль: Мари Яшкова. Фотограф: Елена Таш.
C тепан Вишневский — представитель старейшего русско-польского дворянского рода, правнук известного коллекционера и коллекционер сам, художник, сооснователь архитектурного бюро «Вишневский и Ко» и Аукционного дома Клуба коллекционеров Графики. В этой съёмке Tweed Hat летних кепок City Sport и хенли Merz b. Schwanen особняк не фон для фотографий, а наследие и живая история героя. Первым искусствоведом в роде Вишневских был прапрапрадед Степана, до этого все в его семье были военными в Царстве Польском, Речи Посполитой. Прапрадед Евгений Феликсович Вишневский был архитектором, коллекционером и владельцем большой литейной фабрики в Лефортово — там лили бронзу в Ливадийский Дворец, Московскую Консерваторию, особняк Морозова.
Прадед Степана — Феликс Евгеньевич Вишневский — был известным музейным деятелем и собирателем, основал Музей В.А. Тропинина. В его флигеле семья Степана живёт по сей день. Дом был не так давно отреставрирован его же архитектурной компанией — деликатно, внимательно, со всем уважением к истории — истории своей семьи и русскому культурному наследию вообще.
Мы поговорили со Степаном о том, как это — жить в фамильном особняке в XXI веке, о традициях и ритуалах, водке и Пушкине и, конечно, о том, какое место в его образе жизни занимает одежда и что такое «одеваться хорошо».
Про одежду как побег от реальности
Для меня одежда — это немного эскапизм. Об одежде я начал заботиться, когда мне было 22—23 года. До этого у меня было другое увлечение, я занимался исторической реконструкцией, XIII век — другой эскапизм. Потом это постепенно перешло в приличную одежду. В исторической реконструкции прививается такое отношение к вещам: всё это не случайно, есть понятие правильного и неправильного. В обычной жизни люди об этом не задумываются.
В России этого отношения к одежде нет — всё всегда случайно. Даже какой-то культ случайности есть. Человеку, который начинает одеваться прилично, папа, мама, бабушка скажут: «Что это ты вырядился?». Надо, чтобы обязательно всё было никак. Не помню, кто это сказал: люди боятся красоты и стиля, их это смущает. А когда ты начинаешь заниматься реконструкцией, понимаешь: всё должно быть на своих местах.
Винтажные пиджаки, старинная одежда — если люди начинают этим увлекаться, это тоже часто превращается в фарс. Опять же — эскапизм. У меня то же самое. А почему? Не хочу говорить, что всё здесь плохо, но всё же: страна довольно страшная. Приходится куда-то убегать. В одежду.
Про хорошую одежду и умение хорошо одеваться
Прилично одеваться — это не очень популярная для России вещь. Хорошо одеваться — это в том числе соответствовать ситуации и месту. Ты чувствуешь, что в каком-то месте надо одеться так, в каком-то по-другому. У Бродского в эссе про Венецию есть размышление о том, что в этом городе хочется покупать такую одежду, которую, приезжая в другое место, уже никогда не наденешь.
«…в Венеции двуногие сходят с ума, покупая и меняя наряды по причинам не вполне практическим; их подначивает сам город. <...> Люди, только попав сюда – в первую очередь женщины, но мужчины тоже, – оголтело атакуют прилавки. Окружающая красота такова, что почти сразу возникает по-звериному смутное желание не отставать, держаться на уровне. <...> Город дает двуногим представление о внешнем превосходстве, которого нет в их природных берлогах, в привычной им среде. Вот почему здесь нарасхват меха, наравне с замшей, шелком, льном, хлопком, любой тканью. Дома человек растерянно глядит на покупки, прекрасно понимая, что в родных местах щеголять ими негде, не рискуя шокировать сограждан. Приходится им увядать в гардеробе или переходить к родным помоложе…»
И. Бродский «Набережная неисцелимых»
Есть техническое понятие хорошей одежды — хорошо сшитая, из хорошего материала, хорошая выкройка. Но «хорошо одетый» — это, конечно, про другое. Можно надеть хорошую одежду, но она может плохо сочетаться, не подходить вам, вы можете надеть её не туда. Хорошо — это когда всё на своём месте. Можно всё очень хорошо надеть, но прийти не туда. Хорошо оделся? Плохо.
Если покупать какие-то бренды, например, в ЦУМе: пиджаки, костюмы — 250 тысяч, они неплохие — помните, GQ Russia с Gucci сняли «НИИ мужского костюма» — это дорогие вещи, они хорошо скроены, старомодно. Если ты платишь много денег, можно хорошо одеться. Но так, чтобы это было и демократично, недорого, и со вкусом — это большая редкость.
Марки с историей — нет, меня это не очень волнует. Скажем, костюм из Harris Tweed — это хорошо, есть в этом какая-то особенная приятность. Но у меня такого пункта нет. Если это хороший портной, который появился неделю назад, если это новая вещь, на которой ничего не написано — даже, может быть, это лучше, интереснее. Это уже и так история, более личная. Лишь бы это было хорошо сделано.
Про любимую винтажную вещь
Охотничья куртка 50-х годов. Даже не помню, где её купил, какая-то старая английская марка. У неё приятный воротничок зелёного цвета и вручную пришит синий суконный подворотничок — явно кто-то потом дошил, видимо, оторвался, и его пришили. Красивое сочетание.
Я люблю жить в антикварных домах, пользоваться антикварной мебелью, а вот использовать антикварные чашки не люблю, потому что они бьются, мне их жалко. То же самое с одеждой: у меня есть эта старинная охотничья куртка, но я редко её надеваю.
Про любимую и нелюбимую одежду в детстве
В детстве у меня были любимые вещи, которые мне что-то напоминали, каких-то киногероев — куртка или кофта, которые, как мне казалось, напоминают что-то из какого-то фильма, как кто-то выглядел в этом фильме. А так вся одежда, которую я носил в детстве, мне не нравилась, нет почти ни одного хорошего воспоминания — всё, что было в школе, вообще всё было плохо.
Про любимый цвет и материал в одежде
Был период, когда мне нравились коричневые, охристые оттенки — когда я только начал одеваться прилично. Это было связано с тем, что я приехал в Москву: сначала я жил-был, потом занимался исторической реконструкцией, потом жил в деревне и там занимался сельским хозяйством, строительством — потом приехал в Москву, нужно было заниматься этим домом, реставрацией, семейными делами — нужно было одеться. Пиджак, брюки, коричневые ботинки. Охристые, коричневые оттенки не то чтобы протест, но в костюмах это не популярно — пиджаки обычно синие. Сейчас синий меня не смущает, но сначала его совершенно не хотелось, я увлекался коричневым, потому что его было мало. Сейчас уже всё равно.
И серый люблю. Серый костюм редко кто носит. Серый цвет непопулярный — и зря, потому что он самый королевский. Даже из тех, кто увлекается винтажными вещами, твидом, мало кто любит серый. Сложный королевский цвет.
Почти вся хорошая одежда — без добавления синтетики, это даже не обсуждается. Ношу шерстяную одежду и в последнее время полюбил corduroy, его удобно носить. Льняные, шёлковые вещи носить сложно. А так у меня нет каких-то антипатий.
Про то, как одевались родители и окружение в детстве
Никак. У нас был старший знакомый, друг нашей семьи, дипломат Валентин Михайлович Фалин, он был послом в ФРГ, значительная фигура — у него была неплохая одежда, вот он какой-то костюм умел надеть. Но в обычной жизни он одевался плохо — никак. Мы уже обсудили, это какая-то специальная потребность в России — одеваться никак. Редко люди за этим следят, это либо люди выдающиеся, либо фрики. Люди, достаток которых значительно выше среднего, или люди, которые занимаются нестандартной, обычно интеллектуальной деятельностью, — они часто одеты хорошо.
Были какие-то люди, которые резко выделялись, но их было очень мало. Культурная элита. Это редко переходит по наследству — вся аристократия, интеллигенция уехала. Плохо помню, но с нами жил Глазунов Илья Сергеевич — он тоже очень хорошо одевался. Его молодость пришлась на 60—70-е, он ездил во Францию, писал Джину Лоллобриджиду, у него были серые костюмы, модные причёски, он перенял пижонскую моду Франции.
Изысканно одеваться в России — я думаю, это всё-таки эскапизм.
Про любимый объект, важный для истории семьи
У моего прадеда Феликса Евгеньевича Вишневского была очень большая и очень значимая коллекция вообще всего. Он себя не называл коллекционером, называл себя собирателем — предметов было дикое количество. Многое распродал мой отец, дед меньше — это обычная история: прадед собирает, дед хранит, отец распродаёт, а потом обычно всё заново начинается.
Я опять начал заниматься собирательством. Во-первых, я это помню, я рос в большой коллекции антикварных предметов, хорошо их помню, даже проданные. Во-вторых, многие вещи остались, например, вот этот комод, он ещё при моём прадеде здесь стоял. Французский комод середины XIX века, такие начали делать при Людовике XVI, в 1780-х годах.
Предметов много, выделять что-то трудно. Но есть у меня любимый чёрт, фавн, русская скульптура XVIII века — отец его не продал, потому что никто не хотел покупать чёрта. Хорошая работа, мраморный бюст, на плече висят копытца — символ того, что он, собственно, фавн. У него смешная такая ухмылка. Мне он нравится, дорог, близок — я чертяга, и он тоже.
Про дом и смысл жизни
Это не фамильный, а дворянский дом, у нас семья древней дворянской фамилии, но их дореволюционная усадьба в другом месте, в Лефортово, там была литейная фабрика и большой каменный дом — но это всё забрали. А этот дом середины 1860-х. Николай Григорьевич Петухов, меценат и купец, при содействии властей дал моему прадеду этот дом под коллекцию. Позже здесь были коммунальные квартиры.
Почему мы так аутентично отреставрировали дом? Во-первых, нельзя было иначе, это культурное наследие, у нас там висит табличка. Во-вторых, понятно, что мы сами не стали бы делать по-другому. Если бы мне нужно было жить, предположим, где-то в Скандинавии, я, наверное, купил бы минималистичную виллу. В Японии — дом с рисовыми перегородками. Приятно погружаться в культуру.
Мой прадед Ф.Е. Вишневский, Н.Г. Петухов, В.М. Фалин, тоже большой коллекционер, у него тоже была сногсшибательная коллекция, — все они были связаны, благодаря им появился музей. Увлечение антиквариатом — с одной стороны, это удел чудаков-коллекционеров, с другой — этим занимаются люди состоятельные, потому что они часто и, я думаю, справедливо, находят в этом смысл жизни.
С одеждой не так. Покупать ещё одну пару брюк, заказать ещё десять костюмов — это неинтересно, слишком доступно. А с антиквариатом сложнее, особенно с живописью, графикой: это интересно, потому что не всё можно купить, не всегда всё продают. Спортивный интерес. Ты пришёл к какой-то бабке, а она не продаёт, предлагаешь миллион — не продаёт, ты ждёшь, пока она умрёт — сидишь и ждёшь, годами. Конечно, это интересно. Или наоборот — выцепить что-нибудь недорого. Твой агент, который бегает, шерстит, вынюхивает — алло, сейчас за двадцатку возьмём то, что стоит двести! Это охота.
Про то, как это — жить в фамильном особняке в XXI веке
Так сложилось. В этом моей заслуги мало. Это семейный дом, это обычная коллекционерская история. Конечно, это дико. Люди приходят, спрашивают: «Как вам жить в музее?». Это и большое преимущество, и большое удовольствие, и большая ответственность. И большая проблема в отношении с людьми — как и любое хорошее явление, оно будет вызывать неоднозначные чувства.
Про хобби
Как я сказал, я очень консервативен, берите любое карикатурное традиционное увлечение, можно даже не спрашивать (смеётся). Верховая езда. Я очень хорошо езжу верхом, начал лет в 17—18. Много лет держал лошадей, сейчас нет, продал несколько месяцев назад — перестал жить в деревне.
Охота. Для современного мира это противоречивая тема. Если говорить об этом честно — это красиво. Это красиво. Деревенские заядлые охотники, охотники в современном камуфляже, богатые люди, выезжающие на охоту — это особая эстетика. Красиво одеться на охоту сложно, просто нельзя — очень холодно и сыро. Но у охоты есть своя эстетика, и это некое ритуальное действие. Это очень важно. Есть интересный английский философ Роджер Скрутон, у него есть эссе, в котором он хорошо это объясняет. Возможно, у меня есть такая догадка, что охота — такая же глубокая тема, как и культура интоксикации, культура пития. В эти культуры нельзя привносить запрет, это обычно приводит к плохим последствиям. Это древнейшая история: люди — собиратели и охотники.
Да, я и охотник, и собиратель (смеётся). Это ощущение охоты на что-то — оно с самых древних времен. Это ритуальное действие, которое, с одной стороны, трагичное — ты убиваешь другое существо. С другой стороны, возможно, в такой обстановке есть некоторый момент искупления. Неоднозначная, очень сложная тема. Ритуальная часть и своя эстетика есть у всех охотников. У меня это идёт чуть дальше, для меня это ещё и выбор пейзажа и приличная одежда.
Алкоголь тоже вписан в западноевропейскую культуру охоты. Английские охотники берут маленькие бокальчики с подносиком, пьют, потом разбивают. Это есть у всех охотников. Даже у тех, кто об этом не задумывается, у них свои, серебряные или ещё какие-то стаканчики.
Связь с традицией для меня, разумеется, здесь очень важна. Я вообще очень консервативен. Но это важно для всех людей — какая-то связь, принадлежность к касте, рыбак рыбака видит издалека, охотник — охотника.
Про кухню и любимую еду
Среди моих друзей, которые едят хорошо, я один из немногих, кто любит выпить водки и в общем любит русскую еду. Люблю холодные закуски, как недобитый аристократ, помещик, как говорил Преображенский в «Собачьем сердце».
– И я того же мнения, – добавил Филипп Филиппович и вышвырнул одним комком содержимое рюмки себе в горло, – …Мм… Доктор Борменталь, умоляю вас, мгновенно эту штучку <...>
Сам он с этими словами подцепил на лапчатую серебряную вилку что-то похожее на маленький тёмный хлебик. Укушенный последовал его примеру. Глаза Филиппа Филипповича засветились <...>
– …Заметьте, Иван Арнольдович, холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими. <...> Еда, Иван Арнольдович, штука хитрая. Есть нужно уметь, а представьте себе – большинство людей вовсе есть не умеют. Нужно не только знать что съесть, но и когда и как. (Филипп Филиппович многозначительно потряс ложкой). И что при этом говорить. Да-с. Если вы заботитесь о своём пищеварении, мой добрый совет – не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И – боже вас сохрани – не читайте до обеда советских газет.
М. Булгаков «Собачье сердце»
В городе не люблю, а в деревне люблю пить водку и закусывать простой русской едой. Солёные огурцы с чесноком, грибы. Действительно хорошо и основательно, размеренно ем как раз в деревне. К сожалению, сейчас довольно редко там бываю. Там у меня жил папа, сейчас живёт брат, вся моя семья. Там есть кухарка, она хорошо готовит — обычная русская кухня.
Я всеяден. Но у меня, я знаю, желудок не очень сильный, мне пора уже перейти на лобстеров и шампанское. Но всё сложнее и сложнее перейти на лобстеров и шампанское, потому что они всё дороже и дороже, а денег всё меньше и меньше (смеётся). Но я знаю, что это обязательно нужно сделать, иначе у меня начнётся гастрит.
Про любимое заведение
Раньше был Delicatessen. Но он далеко и как-то разонравился. Есть хорошие рестораны, где хорошо готовят, но в основном — дрянная публика. Рестораны хорошие, но публика всё портит. Это как Geländewagen — машина неплохая, машина как машина, но тут нельзя ездить, тут это «блатная тачка».
Про любимые места в Москве
Любимый музей, усадьба в Москве — Кусково. Любимые места — маршрут до Музеона, до Третьяковки и обратно. Историческая территория Замоскворечья.
Про литературу
Опять же — карикатурно, ничего особенного. Если про русскую литературу — Толстого люблю больше всего. На втором месте — Чехов. Пушкина тоже люблю, его приятно почитать. Зарубежных читаю много, много читаю по-английски. Из любимых художественных произведений — «История Тома Джонса» Генри Филдинга, знаменитая книга XVIII в. Относительно много читаю современной философии. Скрутона я уже упоминал. У него вся философская литература очень интересная и доступная, её надо обязательно читать.
